Сразу же после восстания на Сенатской площади, в ночь на 15 декабря в Петербурге начались аресты. Декабристов возили на допрос непосредственно к самому Николаю I в Зимний дворец из которого, по меткому выражению Декабриста Захара Чернышева, в эти дни “устроили съезжую”. Николай сам вступал в роли следователя и допрашивал арестованный (в комнатах Эрмитажа). После допросов “государственных преступников” отсылали в Петропавловскую крепость, в большинстве случаев с личными записочками царя, где указывалось, в таких условиях должен содержаться данный арестант. Декабрист Якушкин был, например, прислан со следующей царской запиской: “Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея”.
Следствие было сосредоточено не на идеологии декабристов, не на их политических требованиях, а на вопросе цареубийства.
Поведение декабристов на следствии было различно. Многие ив них не проявили революционной стойкости, потеряли почву под ногами, каялись, плакали, выдавали товарищей. Но были случаи и личного геройства, отказа давать показания и выдавать заговорщиков. В числе стойких и державших себя с достоинством были Лунин, Якушкин, Андреевич 2-й, Петр Борисов, Усовский, Ю. Люблинский и другие. Пестель сначала отвечая на все вопросы полным отрицанием: “Не принадлежа к здесь упоминаемому обществу и ничего не знав о его существовании, тем еще менее могу сказать, к чему стремится истинная его цель и какие предполагало оно меры к достижению оной”, - отвечал он, например, на вопрос о цели тайного общества. Позже, многими выданный, он был вынужден давать, подробные ответы.
“Я никем не был принят в число членов тайного общества, но сам присоединился к оному, - гордо отвечает следователям декабрист Лунин. - Открыть имена их [членов] почитаю противным моей совести, ибо должен бы был обнаружить Братьев и друзей”.
Замечательно одно место следственного дела Михаила Орлова. Даже под арестом, во время допросов, прорвалась у него внезапно мысль о том, что восстание могло бы победить при других обстоятельствах. На вопрос, почему он не выдал заговорщиков, хотя знал об их планах и даже в самое последнее время, Михаил Орлов ответил: “Теперь легко сказать: “Должно было донести”, ибо все известно и преступление совершилось. Но тогда не позволительно ли мне было, по крайней мере, отложить на некоторое время донесение. Но, к нещастию их, обстоятельства созрели прежде их замыслов и вот отчего они пропали”. Набранные курсивом слова Николай I дважды подчеркнул, а над словами “но к нещастию” поставил одиннадцать восклицательных знаков, причем справа, на полях около этого места поставил еще один, дополнительный - двенадцатый - восклицательный знак огромного размера.
Но вместе с тем многие следственные дела декабристов содержат многочисленные покаянные обращения к царю и членам комиссии, слезливые письма раскаявшихся “преступников”, клятвы заслужить, прощение. Почему так много членов общества не проявили стойкости? Ответ представляется ясным. За заключенными в Петропавловской крепости участниками восстания 14 декабря не стояло революционного класса. За стенами тюрьмы они не чувствовали опоры, и многие упали духом. В тюрьме происходили и случаи самоубийства (так, разбил себе голову о стену тюремной камеры декабрист Булатов). Заковывание “в железа” было формой физической пытки (других форм, по-видимому, не применяли), но не менее тяжелы были и моральные пытки - запугивание, обнадеживание, влияние на семью, угрозы смертной казни и пр.
Царские власти были заинтересованы в широком оповещении дворянского общества о якобы “глубоком раскаянии” заключенных, признающих-де ошибочность выступления и восхваляющих милосердие царской власти. Между прочим, для этой цели широко распространялся через полицию и губернскую администрацию один документ, представлявший собой объединение трех писем - предсмертного письма Рылеева к жене, письма декабриста Оболенского к отцу и покаянного письма Якубовича, также к своему отцу. Все три письма распространялись правительством официальным путем: об этом ярко свидетельствует особое “дело” канцелярии петербургского гражданского губернатора, в котором эти покаянные письма аккуратно подшиты к официальным сообщениям о следствии и суде, выдержкам из сенатских ведомостей и пр.
Во время следствия очень быстро - при первых же вопросах - прозвучало имя А. С. Пушкина. Открылось, какое огромное значение имели для декабристов его стихи. Немало вольнодумных стихов - Рылеева, Языкова и других известных и безвестных поэтов -- нашлось при обыске и было записало при допросах. Открылись неизвестные армейские поэты (Жуков и др.) сочинявшие стихи в подражание Пушкину и Рылееву.
Николай I особенно боялся стихов; они могли легко распространиться, их могли списать или запомнить наизусть даже писцы Следственной комиссии. Поэтому во время следствия царь отдал приказ, который никогда не забудет история русской литературы: “Из дел вынуть и сжечь все возмутительные стихи”. Приказ был выполнен, стихи были сожжены; среди них, вероятно, было много произведений, так и оставшихся нам не известными, немало и пушкинских стихов. Случайно уцелела запись лишь одного пушкинского стихотворения “Кинжал”. Его записал на память по требованию следствия декабрист Громнитский (член Общества соединенных славян). Бестужев-Рюмин, показал он, “в разговорах своих выхвалял сочинения Александра Пушкина и прочитал наизусть одно... не менее вольнодумное. Вот оно...” Далее следовал записанный наизусть текст пушкинского “Кинжала”. Его не удалось “вынуть и сжечь” согласно царскому приказу: он расположился на двух смежных страницах показаний, обороты которых были заняты важными текстами допроса, не подлежавшими уничтожению. Тогда военный министр Татищев, председатель Следственной комиссии, все же нашел выход из положения: он густо зачеркнул текст пушкинских стихов, в начале и конце поставив “скрепу” следующего содержания: “С высочайшего соизволения вымарал военный министр Татищев”.
“В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу, - писал Жуковский поэту, томившемуся в ссылке в Михайловском. - Ты ни в чем не замешан, это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством”.
Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее заготовленный приговор и вызывали следующий “разряд”. “Разве нас судили? - спрашивали потом декабристы. - А мы и не знали, что это был суд...”
Пятеро декабристов были поставлены “вне разрядов” и приговорены к четвертованию. Но Николай заменил четвертование повешением.
Выписка из протокола Верховного уголовного суда от 11 июля 1826 г. гласила: “Сообразуясь с высокомонаршим милосердием, в сем деле явленным... Верховный Уголовный суд по высочайше предоставленной ему власти приговорил: вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михаиле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников, за их тяжкие злодеяния, повесить”.
В ночь на 13 июля на кронверке Петропавловской крепости при свете костров устроили виселицу и рано утром вывели заключенных декабристов из крепости для совершения казни. На груди у приговоренных к повешению висели доски с надписью: “Цареубийца”. Руки и ноги были у них закованы в тяжелые кандалы. Пестель был так изнурен, что не мог переступить высокого порога калитки, - стража вынуждена была приподнять его и перенести через порог.
Утро было мрачное и туманное. В некотором отдалении от места казни собралась толпа народа.
Начальник кронверка позже рассказывал: “Когда отняты были скамьи из-под ног, веревки оборвались и трое Преступников... рухнули в яму, прошибив тяжестью своих тел и оков настланные над ней доски. Запасных веревок не было, их спешили достать в ближайших лавках, но было раннее утро, все было заперто, почему исполнение казни промедлилось. Однако операция была повторена и на этот раз совершилась удачно”. К этому страшному рассказу можно добавить цинически лаконичное “всеподданнейшее донесение” санкт-петербургского генерал-губернатора Голенищева-Кутузова, где указаны имена сорвавшихся с виселицы: “Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком, как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое, а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев - сорвались, но вскоре были опять повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству всеподданнейше доношу”.
Всех прочих заключенных декабристов вывели во двор крепости и разместили в два каре: в одно - принадлежавших к гвардейским полкам, в другое - прочих. Все приговоры сопровождались разжалованием, лишением чинов и дворянства: над осужденными ломали шпаги, срывали с них эполеты и мундиры и бросали в огонь пылающих костров.
Моряков-декабристов отвезли в Кронштадт и в то утро исполнили над ними приговор разжалования на флагманском корабле адмирала Кроуна. Мундиры и эполеты были с них сорваны и брошены в воду. “Можно сказать, что первое проявление либерализма старались истреблять всеми четырьмя стихиями - огнем, водою, воздухом и землею”,- пишет в своих воспоминаниях декабрист В.И. Штейнгель.
Свыше 120 человек декабристов было сослано на разные сроки в Сибирь, на каторгу или поселение. Разжалованные в рядовые были сосланы на Кавказ. Были декабристы, побывавшие и в Сибири, и на Кавказе (Лорер, Одоевский и др.): по отбытия известного срока наказания в Сибири они в качестве “милости” были определены рядовыми в Кавказскую армию где производились военные действия. Их посылали под пули.
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Введение...........................................................................................................
1. Первые доносы на декабристов.................................................................
2. Следствие....................................................................................................
4. Суд................................................................................................................
Литература.......................................................................................................
Введение
История Верховного уголовного суда 1826 года над декабристами изучена довольно досконально. Предметом исследования становились количество заседаний суда и время их проведения, обсуждавшиеся вопросы и решения по ним, роль М.М. Сперанского и Николая I на разных этапах деятельности суда (при разработке его процедуры и в ходе процесса). Наиболее значительными работами являются подготовленный С. В. Мироненко, С. А. Селивановой и В. А. Федоровым XVII том сборника "Восстание декабристов. Документы" (М., 1980), посвященный специально организации процесса и деятельности Верховного уголовного суда, а также монография В. А. Федорова о следствии и суде "Своей судьбой гордимся мы…" (М., 1985).
Но, следует отметить, что за последние годы после выхода фундаментальной монографии Федорова, не появилось ни сколько-нибудь значительного нового исследования на эту тему, ни крупной публикации источников. Упомянутый том "Восстания декабристов" составители рассматривали как итоговый труд, несмотря на то, что неопубликованными оставались еще тысячи архивных листов. По мнению составителей, содержащаяся в них информация уже не представляла сколько-нибудь значительной ценности для исследователей. Неудивительно, что выполненная Федоровым в 1992 году публикация донесений одного из судей А. X. Бенкендорфу имела характер небольшого добавления, а изданная им в том же году книга "Декабристы и их время", одна из глав которой посвящена следствию и суду, не содержала ничего нового.
Падение интереса к теме дает серьезные основания говорить необходимости искать новые подходы. Прежде всего, это относится к обновлению взгляда на источниковую базу. Ведь как известно, основными источниками сведений о движении декабристов являются материалы следствия над ними и воспоминания и записки самих декабристов. Возможность сопоставить оба вида источников между собой и выявить их информационные возможности дает анализ той части декабристского мемуарного наследия, которая посвящена собственно рассказу о ходе следствия. Сколь - нибудь крупного исследование такого рода, за исключением отдельных статей и эссеистики, до сих пор не осуществлялось, хотя редкий труд по декабристам обходился без сопоставления информации следственных материалов и мемуаристики, но как правило при этом объектом рассмотрения являлись различные аспекты истории тайных обществ и восстаний декабристов, содержание их программ. История же собственно следствия привлекала меньше внимания, а обращавшиеся к ней исследователи, используя сведения из мемуаров для уточнения или опровержения данных источников официального происхождения, не ставили специальной целью анализ самих мемуарных памятников.
Однако насколько образ следствия и суда, созданный декабристами, соответствует действительности, остается до сих пор невыясненным. Исходя из всего вышеизложенного, актуальность изучения данной темы не оставляет сомнений. Целью работы является описать судебный процесс над декабристами.
1. Первые доносы на декабристов
Из известных доносов на декабристов три наиболее обстоятельных, это доносы И.В. Шервуда и А.К. Бошняка (относятся к лету-осени 1825 г) и А.И. Майбороды, который послал свой донос уже после смерти Александра I, 25 ноября. Федоров В.А. «Своей судьбой гордимся мы...» (Следствие и суд над декабристами). М., 1988
И если Майборода лишь воспользовался неосмотрительной доверчивостью своего полкового командира П.И. Пестеля, то Шервуд и Бошняк приложили специальные усилия, чтобы проникнуть в тайны заговора. Несомненно, что для этого они должны были заранее знать о его существовании.
Оба шпиона развернули свою деятельность весной 1825 г. и оба довольно быстро оказались в Каменке, имении Давыдовых. Шервуд еще в декабре 1824 г. подслушал разговор Я.Н. Булгари с Ф.Ф. Вадковским о конституции и с помощью Булгари встретился с Вадковским в Каменке; Бошняк же в записке, составленной им в марте 1826 г. для Следственного Комитета по делу декабристов, писал: "Граф Витт открыл мне, что ему высочайше препоручен надзор за полуденным краем России; что ему известно семейство Давыдовых, как скопище врагов правительства; что он давно старается проникнуть в тайны его, но что поныне он успеха не имел; наконец, что одного меня находит он способным рассеять мрак, которым окружают себя злодеи, и что именем правительства требует от меня безусловного повиновения". www . decemb . hobbi . ru Это лишнее свидетельство того, что Каменка заранее находилась на сильном подозрении.
18 октября 1825 г. граф Витт доложил результаты наблюдений Бошняка Александру I. На основании доклада Витта было составлено донесение начальника Главного штаба И.И. Дибича от 4 декабря, адресованное уже Константину и Николаю Павловичам. В нем читаем: "Существует таковое общество, которое значительно увеличилось в обеих армиях и старалось, но тщетно, помощью генерал-майора Михаила Орлова и сыновей генерала Раевского заразить и Черноморский флот, что бывают часто подобные собрания в фамилии Давыдовых, кои все заражены сим духом, и что из числа деятельнейших членов объявлены ему <Витту> гвардейского генерального штаба капитан Муравьев, гвардейский офицер Бестужев, служивший прежде во флоте, некто Рылеев (вероятно, секундант покойного поручика Чернова на дуэли с флигель-адъютантом Новосильцовым), что 18 пехотная дивизия в особенности заражена сим духом, и что в оной играет главную роль командир Вятского пехотного полка полковник Пестель, что адъютант графа Витгенштейна Крюков и генерал-лейтенанта Рудзевича Шишков - также члены, и что, наконец, один из главных членов - подпоручик квартирмейстерской части Лихарев, который недавно женился на дочери сенатора Бороздина".
Таким образом, доносчик подтверждал ходившие слухи. Показательна последовательность названных имен. Первыми упоминаются Орлов и Раевские, преувеличено значение Лихарева, послужившего основным источником информации для Бошняка, Пестель же называется членом, влиятельным в своей дивизии, а вовсе не главой общества.
История доноса Майбороды на своего полкового командира полковника П. И. Пестеля, председателя Директории Южного общества, неоднократно привлекала к себе внимание как мемуаристов, так и позднейших исследователей. В доносе Майбороды, поданном им через генерала Рота, говорилось только, что он заметил в своем полковом командире "наклонность к нарушению всеобщего спокойствия", и что Пестель и Юшневский, а в Петербурге - служащий в генеральном штабе Муравьев заняты сочинением конституций.
Когда Майборода 20-22 декабря дал подробные показания генералам Чернышеву и Киселеву и написал список членов общества, то на первом месте в этом списке он поместил генерала Орлова. Пестель был под пятым номером, 21 и 22-м - братья Раевские, а, например, С. Муравьев-Апостол назван 25-м, Бестужев-Рюмин и вовсе 45-м из 46 названных фамилий. Эдельман О.В. "Каменская управа Южного общества под тайным надзором" www . decemb . hobbi . ru
При этом в показаниях Майбороды содержится любопытнейшее изложение истории Московского съезда 1821 года: он пишет, что после происшествия в 16 дивизии, "когда Михайло Орлов удалился в Москву, Бурцов и Комаров под предлогом отпуска ездили туда к нему Орлову в качестве депутатов, посланных от Тульчинской управы; что Орлов чрез сих депутатов предложил Тульчинской управе какие-то решительные меры, коих они не приняли". Одним словом, сам доносчик был вполне убежден в руководящем положении Орлова в обществе. Нам остается только гадать, исходил ли он при этом только лишь из бытовавшей во 2 армии репутации Орлова, или слухи об опальном генерале использовал и Пестель для придания большей значительности тайному обществу.
2. Следствие
Сразу же после восстания на Сенатской площади, в ночь на 15 декабря е Петербурге начались аресты. Декабристов возили на допрос непосредственно к царю в Зимний дворец. Николай сам выступал в роли следователя и допрашивал арестованных (в комнатах Эрмитажа). После допросов государственных преступников отсылали в Петропавловскую крепость, в большинстве случаев с с личными записками царя, где уламывалось, в каких условиях должен содержаться данный арестант, декабрист Якушкин был, например, прислан со следующей царской запиской: "Присылаемого Якушкина заковать в ручные и ножные железа; поступить с ним строго и не иначе содержать как злодея".
Вмешательство государя с самого начала превращало Следственный комитет в простой инструмент монаршей воли и выводило ситуацию за рамки формальной законности: демонстрация раскаяния и верноподданнических чувств приобретала большую цену, а варианты возможных решений участи оказывались куда разнообразнее, чем можно было ожидать, учитывая суровость действовавшего уголовного законодательства.
В Петербурге Высочайшим указом от 17 декабря 1825 г. был создан тайный Следственный комитет для "изыскания" соучастников злоумышленного общества под председательством военного министра А. И. Татищева. Следственные комиссии работали также в Могилёве, Белостоке, Варшаве, Белой Церкви, в отдельных полках. Через полгода, 30 мая 1826 г., комиссии представили императору всеподданнейший отчёт. К следствию, длившемуся больше полугода, было привлечено 579 человек. Почти все они, за исключением И. Якушкина, братьев Бестужевых и некоторых других, дали весьма откровенные показания, считая, что тем самым внушат императору, сколь благородны были цели тайного общества.
Декабристы содержались в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, а также в других тюремных замках России. Их лишили общения друг с другом и родственниками. Многим запрещалось даже читать и писать.
Следственная комиссия нередко выступала как промежуточная инстанция между арестованными и царем: разрешала писать на имя государя, вела "конфиденциальные беседы" от его имени, сообщая, например, что "государь желает видеть только вашу откровенность, и что вы чувствуете милости его", или, с другой стороны: "Вы, господа, не хотите довериться милосердию государя и заставляете его поступать с вами по всей строгости наших законов". Трубецкой С.П. Материалы о жизни и революционной деятельности. Т.1.
По-разному переносили люди тяготы несвободы и следствия. Мало кто из декабристов держался стойко, с достоинством, не выдавая товарищей (М. С. Лунин, И. Д. Якушкин, П. И. Борисов и некоторые другие). "Я никем не был принят в число членов тайного общества, но сам присоединился к оному, - гордо отвечал следователям Лунин. - Открыть имена их (членов общества) почитаю противным моей совести, ибо должен бы был обнаружить братьев и друзей". Цитата приводится по Эйдельман Н.. Обреченный отряд. М., Изд. Советский писатель, 1987 Большинство же были откровенны с императором и следователями, писали подробные признания, покаянные письма, некоторые молили о прощении. Историки объясняют это по-разному: некоторые из бывших заговорщиков руководствовались кодексом дворянской чести, предписывавшим быть откровенными с государем, другие желали обратить внимание властей на необходимость решения проблем, подвигших декабристов на восстание, Нечкина М.В. Декабристы. М., Наука 1984.
третьи были уверены в неприменении смертной казни в России.
Ход следственных разбирательств был сосредоточен не на идеологии декабристов, не на их политических требованиях, а на вопросе цареубийства.
Следствие над декабристами было организовано таким образом, что во время устных допросов в Комитете задавались вопросы, которые затем присылались декабристу в письменном виде в каземат. Устные и письменные вопросники в основном совпадали. Таким образом, имеющиеся в следственных делах вопросные пункты и письменные ответы на них достаточно полно отражают ход дознания. А из них ясно видно, что при составлении вопросов чиновники Комитета не только не подтасовывали показания других декабристов, когда предъявляли их подследственному, но даже не излагали их, а переписывали дословно с заменой первого лица на третье и в нужных случаях опуская имена авторов показаний и упоминающихся лиц. Случаев, когда кому-либо предъявлялись вымышленные показания товарищей, отсутствующие в их следственных делах, не имеется.
Как уже отмечалось, основными источниками по ходу следствия над декабристами являются следственные документы, записки и мемуары. Все описания следствия декабристами имеют между собой много общего, и не только в части фактов, что естественно, но и в самом подходе к повествованию.
Именно обличение недобросовестности следствия является центральной темой почти всех записок. Главным образом декабристы дружно сообщают, что на допросах в Следственном Комитете им предъявлялись вымышленные показания товарищей. Рассмотрим теперь те основные памятники декабристской мемуаристики. В первую очередб это записки С.П. Трубецкого, как и сама личность князя, вызывали в историографии противоречивые суждения.
Описание начального периода следствия у Трубецкого отличается множеством точно переданных подробностей. Трубецкой также описывал и обстоятельства первого допроса и разговора с Николаем I. В.П. Павлова, комментируя записки Трубецкого, показала, что большинство упоминаемых им подробностей следствия находит подтверждение в следственных материалах. Причем стоит обратить внимание на то обстоятельство, что самое начало следствия - вторая половина декабря 1825 года - описано князем с точностью до дня, а затем он начинает сбиваться, сильно путает даты допросов. Может быть, именно первые дни так сильно врезались ему в память, но представляется, что в этот период Трубецкой мог вести какой-то не дошедший до нас дневник, которым и пользовался при работе над записками. Но и в дальнейшем, несмотря на путаницу в числах, сами допросы Трубецкой также помнил вполне отчетливо. Он сообщает, о чем в какой раз его спрашивали, перечисляет очные ставки. Действительно, можно сказать, что почти все его воспоминания подтверждаются следственными материалами. Но из последних видно также, сколь о многом князь умолчал.
Обратившись к следственному делу, мы видим, что Трубецкой защищался упорно и расчетливо. На первом допросе он дал понять, что не одобрял намерений Пущина и Рылеева, которые были сильно заинтересованы в его участии в восстании, что не желал кровопролития и считал восстание бессмысленным и невозможным. Притом каялся, что не предотвратил его с должной решительностью. Позже он пытался утверждать, что хотя и являлся одним из активнейших заговорщиков, но в глубине души не разделял их убеждений, в тайном же обществе оставался для того, чтобы следить за опасными замыслами, особенно Пестеля, и иметь возможность им воспрепятствовать, в чем его союзником был С. Муравьев-Апостол. Что же касается восстания в Петербурге, то он, Трубецкой, только выразил пассивное согласие на должность диктатора, так как понимал, что истинным предводителям - Рылееву и Оболенскому - нужен не он, а лишь его имя и чин, и не вмешивался в их распоряжения. Таким образом, Трубецкой пытался всю ответственность за 14 декабря переложить на товарищей, при том уверяя следствие в полном своем чистосердечии и раскаянии не только в прямых обращениях к Комитету, но и используя для этого переписку с женой. Вместе с тем, его характеристика собственного поведения не лишена правды: он действительно "отвечал подробно" на вопросы о своей роли в событиях, но в смысле оправдания. И хотя и представил 27 декабря Комитету список членов общества, в принципе он не стремился давать показания на других лиц, если этого не требовала избранная им оборонительная тактика. Можно привести немало примеров, когда Трубецкой давал показания в защиту своих товарищей, особенно мало или вовсе не замешанных.
Трубецкой-мемуарист искусно манипулирует фактами, создавая видимость точности и подробности рассказа, способную ввести в заблуждение. Его главным оппонентом во время следствия был Рылеев, с которым у Трубецкого дело дошло до очной ставки 6 мая. Трубецкой описал ее с характерной полуправдивостью; казненный Рылеев уже не мог уличить его, и Трубецкой объясняет причины противоречия в их показаниях излишней откровенностью Кондратия Федоровича.
Воспоминания Трубецкого содержат массу точной и ценной информации, но нельзя ни на минуту забывать о его стремлении к оправданию себя и перед товарищами, и перед потомством. На следствии он проявил малодушие; столь же малодушно он не смог сказать правды о себе.
Немало страниц в своих знаменитых записках уделил заключению в крепости М.А. Бестужев. Автор обстоятельного исследования мемуарного наследия Бестужевых М.К. Азадовский очень высоко оценивал М. Бестужева-мемуариста, отмечая как точность, достоверность, так и литературные достоинства его воспоминаний. www . decemb . hobbi . ru Он сообщает, что его "мучали вопросными пунктами, в которых нас, как собак, уськали и травили друг на друга", о себе говорит, что держался стойко, старался не давать показаний, которые можно было бы использовать для обвинения его товарищей; что задаваемые ему вопросы были в основном направлены против Рылеева и братьев Николая и Александра.
Возможно, самым знаменитым эпизодом из тюремной жизни декабристов было изобретение братьями Бестужевыми азбуки, с помощью которой они перестукивались через стену, и которая служила впоследствии не одному поколению русских узников.
Судя по воспоминаниям Михаила Александровича, открытый им способ перестукиваться через стену помогал братьям согласовывать свои показания: "Вопросные пункты нам обыкновенно приносил Лилиенанкер и спрашивал: "Сколько вам нужно листов для ответов?" Я объявлял число листов по соображению, и он удалялся за письменным прибором. Тогда этого промежутка времени было довольно, чтобы сообщить брату кратко сущность вопроса и мой ответ. С своей стороны он делал так же. А иногда мы получали оба одновременные вопросные пункты, и как мы тогда смеялись, сообщая друг другу сплетни, придуманные нашими друзьями-инквизиторами" Эдельман О.В. Воспоминания декабристов о следствии как исторический источник www . decemb . hobbi . ru . То же самое, но более кратко и конкретно, содержится в его рассказе М.И. Семевскому: "Принесут бумаги, сколько листов бумаги, я уже даю ему знать, в чем бумага, как отвечать, и мы согласовали."38
Николая Александровича допрашивали больше. В интересуюший нас период, т.е. с начала апреля, его вызывали в Комитет 26 апреля, 6, 9 и 15 мая, 10 и 16 мая он имел очные ставки с Каховским. Советовался ли он с братом о содержании своих ответов, проверить трудно, так как М. Бестужеву вопросов сходного содержания не задавали. Но судя по всем рассказам М. Бестужева, на отношения братьев сильно влияла значительная разница в возрасте, Николай Александрович всегда держался как старший, и вряд ли нуждался в советах младшего брата. Также отметим, что с самого начала следствия Н. и М. Бестужевы избрали разные линии поведения. Николай Александрович, в отличие от Михаила, с первого допроса старался всячески подчеркивать лояльный характер Северного общества, его показания более пространны; после начала апреля его тактика не претерпела особых изменений, что могло бы случиться, вздумай он перенять поведение брата. И хотя сам Н. Бестужев утверждал, что, разгадав уловки Комитета, они с братом "взяли свои меры"39, из его следственного дела этого не видно.
М.А. Бестужев был, несомненно, человеком очень правдивым и добросовестным. И, в отличие от Трубецкого, ему нечего было скрывать о следствии, он мог гордиться своим поведением в тех трудных обстоятельствах. Тем не менее, мы ясно видим, что его записки искаженно отображают ход событий. Объясняется это, по-видимому, тем обстоятельством, что Михаил Александрович, как и его братья, и Рылеев, был литератором эпохи романтизма. Он романтизирует свое прошлое, подчеркивает героическое противостояние закованного в кандалы мятежника карающей неправой власти. Разумеется, помимо книжных влияний, было еще и естественное для человека стремление обосновать правильность своего жизненного пути, в данном случае - правоту дела, приведшего декабриста в Сибирь; сознание, что он - лицо историческое, и его образ должен соответствовать такой роли, наконец, также довольно натуральная идеализация собственной молодости. Все это вместе взятое превращает записки М.А. Бестужева более в литературное произведение, нежели в памятник мемуарного жанра.
И.Д. Якушкин и А.Е. Розен относятся к немногим мемуаристам, избежавшим повторения рассказа о подложных показаниях, но подчеркивавшим пристрастность следствия. Воспоминания обоих отличаются обстоятельностью, сохранением последовательности событий, достаточно точными указаниями на даты.
И.Д. Якушкин, как отмечал С.Я. Штрайх, заслуженно пользовался "репутацией правдивейшего человека своего времени". И.А. Миронова также отмечала обстоятельность, правдивость и достоверность его записок, хотя оба исследователя указывали на ряд фактических неточностей и ошибок памяти автора. Сопоставив записки со следственным делом декабриста, можно видеть, что он точно описывает ход следствия. Его рассказ о первом допросе практически полностью совпадает со сделанной Левашовым записью. Затем, как вспоминал декабрист, его вызвали в Следственный Комитет в первых числах февраля, а ответы на присланные вслед за этим пункты он писал "дней десять". И в самом деле, в Комитете Якушкин был 7 февраля, а ответы подписаны им тринадцатым числом. В записках он излагает содержание полученных вопросов: они касались его вызова на цареубийство в 1817 г. в Москве и последовавшего выхода из тайного общества. Якушкин рассказал, как отказался называть какие бы то ни было имена, но уже отослав письменные показания, решил, что избранная тактика не дает ему возможности свидетельствовать в пользу товарищей, и на следующий день написал в Комитет и повторил ответы на прежние вопросы, назвав те имена, которые уже заведомо были известны следствию, а также умершего Пассека и уехавшего за границу Чаадаева. Материалы дела Якушкина подтверждают все это, можно только отметить, что вопросов ему было задано гораздо больше, письменных пунктов насчитывается 22. Декабрист добросовестно описал свое поведение, строго оценив его как "ряд сделок с самим собою" и "тюремный разврат"; надо сказать, что эта вызывающая уважение суровость самооценки не позволяет читателю представить себе внутреннее состояние Ивана Дмитриевича в крепости, весь его драматизм, читающийся в строках показаний.
Исключительно добросовестным и пунктуальным мемуаристом был А.Е. Розен. Он не относился к числу тех, кто прошел через многочисленные и обширные допросы. Помимо первого допроса у генерала В.В. Левашова, его привозили в Следственный Комитет всего один раз, вслед за этим прислали письменные пункты, и оставили в покое практически до конца следствия, лишь однажды вызвав для очной ставки. Розен не только с исчерпывающей полнотой излагает содержание вопросов и ответов, но и точно называет даты: что у Левашова он был 22 декабря (запись допроса читали на заседании Комитета на следующий день), и что в Комитет вызывался 8 января. Такая точность заставляет с большим доверием относиться и ко всем прочим сообщаемым Розеном сведениям.
Правдивы и искренни записки А.П. Беляева и А.С. Гангеблова, но в отличие от Розена они не приводят никаких дат, и от этого текст не позволяет проследить последовательность и количество допросов, события путаются и наслаиваются друг на друга. Воспоминания этих двух декабристов отличаются от всех прочих тем, что они не утаивают, не избегают говорить о показаниях на них других декабристов: Беляев рассказывает, как они с братом, А.П. Арбузов и Д.И. Завалишин пострадали от опрометчивой откровенности В.А. Дивова; Гангеблов - о показаниях на него П.Н. Свистунова и М.Д. Лаппы (фамилию последнего Гангеблов зашифровал, назвав его Зетом).
Из декабристов - членов Южного общества обстоятельные записки о следствии оставили Н.И. Лорер и Н.В. Басаргин.
Н.И. Лорер, рассказывая о следствии, многого не договаривает, опускает и объединяет события. Например, описывая свой арест, он говорит, что 24 декабря в Тульчине генерал А.И. Чернышев угрожал ему очной ставкой с доносчиком Майбородой, Лорер попросил дать время подумать, а затем открыл "все, до меня касающееся" начальнику штаба 2 армии генералу П.Д. Киселеву, а потом и А.И. Чернышеву, который дал ему письменные вопросы. По прочтении ответов Киселев заявил декабристу: "Вы ни в чем не сознаетесь", после чего его отпустили домой, а на следующий день повезли в Петербург. На самом деле эта история была более драматична: 24 декабря Лорер написал ответы, в которых отрицал свою принадлежность к обществу; 25 декабря ему устроили очную ставку с Майбородой, показания которого он отверг, но затем попросил дать время на размышление, после чего признался, что был членом тайного общества, но давно уже хотел из него выйти, так как чувствовал себя слишком "мягкосердечным" для такого дела, и написал новые пространные ответы, в которых все же продолжал отрицать большинство показаний Майбороды, и в тот же день получил еще дополнительные вопросы и был отправлен в Петербург, вероятно, 26 декабря48. Описывая дальнейший ход следствия, Лорер умалчивает о написанных им двух письмах в Комитет, в которых он оправдывался, писал, что давно отошел от общества и просил о прощении; об очной ставке, которую он имел с Г.А. Канчияловым. Вследствие этого его поведение выглядит более стойким, чем это было в реальности.
Н.В. Басаргин более точен в рассказе о начале следствия, но записки его и Лорера сближает одно обстоятельство: оба стараются обойти молчанием неблаговидную роль, которую сыграл во время следствия П.И. Пестель. Решительно отрицавший свою принадлежность к тайным обществам на допросах в Тульчине, в Петербурге он сразу же стал давать обширные показания, в которых не щадил никого из товарищей. Единственное, что он долго старался скрыть - это собственное участие в планах цареубийства. Причем он не просто пытался отвести обвинение от себя, а решительно перекладывал его на других.
Таким образом, мы видим, что воспоминания декабристов о следствии во многих случаях не вполне адекватно отражают реально происходившие события. Причины этого состоят не только в естественных ошибках памяти (записки писались спустя много лет после событий) и ограниченной информированности декабристов о ходе следствия в целом, вынуждавшей их домысливать недостающие звенья, но также и в обстоятельствах их сибирской ссылки. Изгнанники оказались перед лицом необходимости прожить долгие годы вместе, в тесном, замкнутом и в значительной степени изолированном от внешнего мира коллективе. Мы знаем, что они предприняли ряд сознательных усилий для обеспечения мира и согласия между собой (например, создали артель для ведения общего хозяйства и перераспределения денежных средств в пользу неимущих, запретили в своей среде азартные игры и т.д.). Помимо этого, психологически неизбежными делались умолчания и определенные искажения при обсуждении крайне болезненной для большинства из декабристов ситуации следствия. Возникшее в результате своеобразное "предание" и нашло отражение в мемуаристике, что необходимо учитывать при дальнейшем изучении как воспоминаний декабристов, так и обстоятельств следствия по их делу.
4. Суд
Верховный уголовный суд был создан по манифесту от 1 июня 1826 г. и работал с 3 июня по 12 июля 1826 г. Всего в вынесении приговоров принимало участие 68 человек. В состав суда вошли находившиеся на тот момент в Петербурге члены Государственного совета (17 человек), сенаторы (35), члены Святейшего Синода (3) - эти категории носили название "сословий", - а также лица, специально назначенные императором (таковых было 13). Самовер Н.В. и др. "К вопросу о борьбе мнений на заседаниях Верховного уголовного суда над декабристами (1826)". "Россия и реформы", вып.4, составитель Н.В. Самовер. - Москва, 1997.
Суд формировался в соответствии с традицией, сложившейся в России еще в XVIII в., когда крупнейшие политические процессы подлежали ведению особых судов в составе виднейших сановников империи, назначаемых монархом. Собственно юридической квалификации от этих "судей" не требовалось. Они давали оценку деяниям подсудимых на основе подготовленных для них справок о существующем законодательстве и прецедентах, а также собственных представлений о степени опасности преступления и адекватном наказании. Затем приговор поступал на высочайшую конфирмацию, обычно означавшую некоторое смягчение наказаний вообще и в особенности для второстепенных подсудимых.
На момент деятельности Верховного уголовного суда систематизация и кодификация действующего законодательства России еще не была завершена. Формально продолжало действовать Соборное Уложение 1649 г., согласно которому едва ли не все подсудимые подлежали смертной казни и вопрос стоял только о способе экзекуции. Действовавшие петровские законы (Воинский регламент, Морской устав и др.) отличались такой же суровостью. Кроме того, петровское законодательство ввело такое специфическое наказание, как политическая смерть - полное лишение человека правового статуса ("ошельмованного" нельзя было только убить). Поскольку действующее уголовное право строилось на разграничении степеней потери правового статуса, во второй половине XVIII в. была введена мера, промежуточная по отношению к политической смерти - лишение прав состояния, которое также предусматривало прекращение имущественных и семейных отношений, однако без "шельмования". Главным же отличием политической смерти от лишения прав состояния, также подразумевающего потерю сословного статуса, оставались элементы позорящего наказания (возведение на виселицу, положение головы на плаху). Обе эти меры (политическая смерть и лишение прав состояния) первоначально подразумевали ссылку на каторжные работы, а к началу XIX в. и ссылку на вечное поселение в Сибирь. Эти наказания не были четко разграничены в законодательстве; не было ясно определено, являются они самостоятельным наказанием или предшествуют другим. В большинстве случаев они применялись в качестве составных частей сложных комплексных мер наказаний, конструирование которых всецело отдавалось на усмотрении суда. Поэтому не случайно в ходе работы Верховного уголовного суда возникало большое количество вариантов наказаний, предлагаемых отдельными судьями, что весьма затрудняло итоговые подсчеты и принятие окончательного решения. Это заставило организаторов суда прибегнуть к так называемому "рейтинговому" голосованию, то есть принимать решение не абсолютным большинством голосов, а большинством, высказавшимся за ту или иную меру или близкие по содержанию меры.
Что же касается юридической подготовки членов суда, то она по-прежнему оставалась низкой. Большинство сановников знакомились с юридическими нормами уже в процессе службы. Становление правового сознания этих людей приходится на конец XVIII в. - на период господства "казуального" мышления, нацеленного на разрешение конкретного, изолированного случая. Переход к современному типу правового мышления еще только начинался. Все это создавало большие трудности при определении наказаний большому числу подсудимых, степени вины которых значительно различались и деяния которых зачастую не подходили ни под один из известных прецедентов.
Как же происходила работа суда? Заслушав Донесение Следственной комиссии и подготовленные ею справки о составе преступлений каждого, суд 7 июня избрал Ревизионную комиссию из девяти человек, которая должна была ознакомить заключенных с их показаниями и получить подтверждение их подлинности. Комиссия, разделившись на три отделения, выполнила свою задачу очень быстро, ей удалось в полтора дня опросить 122 подсудимых. Узников по одному вызывали из казематов, каждому предъявляли материалы его дела и предлагали ответить на три стандартных вопроса: "Его ли рукою подписаны показания, в Следственной комиссии им данные? Добровольно ли подписаны? Были ли ему даны очные ставки?", а затем дать подписку, удостоверявшую отсутствие претензий к следствию. Поскольку опрос велся в быстром темпе, процедура проверки носила чисто формальный характер. Члены комиссии торопили подсудимых, ничего не объясняя им. В результате для большинства опрошенных смысл происходящего остался неясным.
После окончания работы Ревизионной комиссии суд 10 июня избрал Разрядную комиссию в составе также девяти членов, ведущую роль среди которых играл М. М. Сперанский. Комиссия напряженно работала с 11 по 27 июня. За это время она выполнила наиболее сложную часть работы суда -- пересмотрела подтвержденные подсудимыми материалы следствия и составила на их основании "краткие извлечения о существенных обстоятельствах, до каждого лица относящихся, и обнаруживающие род преступления и степень виновности каждого". Затем Разрядная комиссия систематизировала инкриминируемые обвиняемым составы преступлений, разделила "вины" на группы ("разряды") и предварительно распределила по ним преданных суду заговорщиков. После этого настал черед включиться в активную работу общему составу Верховного уголовного суда, которому предстояло рассмотреть предложения Разрядной комиссии и вынести окончательное решение. В результате поименного голосования была утверждена предложенная Сперанским система разрядов (одиннадцать степеней виновности и группа из пяти обвиняемых, поставленных вне разрядов); тем же порядком была назначена мера наказания по каждому из разрядов:
- "Вне разрядов" - четвертование
I разряд - смертная казнь(отсечение головы)
II разряд - политическая смерть, т.е. положить голову на плаху, затем ссылка на вечную каторгу
III разряд - вечная каторга
IV разряд - каторга на 15 лет, поселение
V разряд - каторга на 10 лет, поселение
VI разряд - каторга на 6 лет, поселение
VII разряд - каторга на 4 года, поселение
X разряд - лишение чинов, дворянства и запись в солдаты с выслугою
XI разряд - лишение чинов и запись в солдаты с выслугою
Подсудимые окончательно были распределены по группам (причем в ряде случаев суд не согласился с мнением Разрядной комиссии). 5 июля судьи подписали "решительный протокол", то есть приговор, и избрали специальную комиссию из трех человек (в том числе Сперанского) для составления всеподданнейшего доклада. Наконец 12 июля после конфирмации приговора Николаем I состоялось заключительное заседание Верховного уголовного суда. Подсудимых вызвали в общее собрание суда и огласили им приговор -- каждому разряду отдельно. Таким образом, осужденные только однажды видели всех своих судей в лицо, и никто из них даже не имел возможности ознакомиться с приговором в полном объеме.
Как уже отмечалось, суд разделил всех арестованных на 11 разрядов по степени виновности. Пятерых самых опасных преступников - Павла Пестеля, Кондратия Рылеева, Сергея Муравьева-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина и Петра Каховского - вынесли "вне разрядов", их приговорили к страшной, мучительной мере наказания - казни четвертованием. 31 декабриста первого разряда осудили на отсечение головы, 17-из второго - к политической смерти и т. д. Николай I указом от 10 июля 1826 г. смягчил приговор почти всем разрядам. "Внеразрядной" пятёрке четвертование заменили на повешение.
Выписка из протокола Верховного гласила: "Сообразуясь с высокомонаршим милосердием в сем деле явленным.... Верховный Уголовный суд по высочайше предоставленной ему власти приговорил: вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михаилу Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников за их тяжкие злодеяния повесить". Цитата приводится по Нечкина М.В. Декабристы. М., Наука 1984.
Итак, вся многообразная и длительная работа Верховного уголовного суда происходила втайне, и долгое время представления декабристов о суде над ними восходили всего к нескольким разрозненным эпизодам -- подтверждению показаний в Ревизионной комиссии, а затем неожиданному вызову "в Комитет", встрече с товарищами и выслушиванию сентенции. Недаром эти эпизоды описаны в мемуарах с наибольшей подробностью.
Претензии декабристов к суду, высказанные в разное время, сводятся к небольшому набору тезисов. Первую группу составляют претензии к форме процесса. Многих возмутил тот факт, что заключенным не сообщили о начале суда, а затем судили "не видав", "без суда", в нарушение действовавших норм российского судопроизводства. Зная о том, что по закону преступнику должны были объявить о начале суда и призвать его к так называемому подтвердительному допросу, некоторые декабристы впоследствии подчеркивали, что их лишили возможности оправдаться, принести дополнения и объяснения. Ревизионная комиссия, как замечали некоторые, с неохотой принимала дополнительные показания, которые суд затем вообще проигнорировал, отказывалась принимать претензии к следствию, не позволяла достаточно внимательно просмотреть следственные материалы, был упущен даже такой существенный элемент судебной процедуры, как подтверждение личности подсудимых.
Лишенные возможности произнести хотя бы слово в свою защиту и имея смутное представление о том, как действовала Разрядная комиссия, декабристы, естественно, приходили к выводу, что суд полностью доверился материалам следствия, не отражавшим истинного положения дел из-за необъективности и давления на подсудимых, и особенно обвинительному заключению -- Донесению Следственной комиссии http://www.ruthenia.ru/document/532174.html - 31 .
Вторая группа претензий касается собственно приговора. Нарекания мемуаристов вызвали произвольный выбор подсудимых (в особенности странная снисходительность в отношении некоторых руководителей тайных обществ, которые даже не были отданы под суд и получили мягкие наказания во внесудебном порядке, и жестокость в отношении других, менее замешанных, но оказавшихся по решению суда на каторге), искажение целей общества (акцент, сделанный в итоговых документах суда на теме цареубийства и мятежа, при игнорировании таких благородных целей, как отмена крепостного права), "противозаконное" осуждение не за действия, а за разговоры, словно намеренно запутанная система разрядов http://www.ruthenia.ru/document/532174.html - 35 , небрежность в формулировке составов преступлений и осуждение не за то, в чем были в действительности виноваты, а также суровость приговора http://www.ruthenia.ru/document/532174.html - 38 , особенно применение смертной казни.
Наконец, третья группа обвинений имеет в виду общую политическую дискредитацию суда. Поспешность, скомканность процесса объяснялась тем, что власти хотели покончить с этим делом к уже назначенной дате коронации. Суд, по мнению одних, был послушным орудием в руках монарха (или стремился ему угодить) и лишь утвердил предложенный властью или предопределенный грубейшими процессуальными нарушениями приговор http://www.ruthenia.ru/document/532174.html - 43 . По мнению других, дело было в самих судьях, которые отличались особенным жестокосердием. В этой связи характерно стремление некоторых декабристов подчеркнуть отрицательные человеческие и деловые качества судей или, наоборот, отметить беспристрастие или сочувствие к подсудимым со стороны тех членов суда, кто был мемуаристам симпатичен. Некоторые приписывают самому суду стремление к закрытости. Немало саркастических замечаний посвящены помпезности и бессмысленности совершавшегося действа http://www.ruthenia.ru/document/532174.html - 47 .
Таким образом, общая картина суда в изложении подсудимых вполне укладывается в парадигму "жертвы -- палачи"; дискредитации подвергается все: избранная форма процесса, система наказаний, деловые и моральные качества судей. Сильное полемическое начало, свойственное декабристским мемуарам, не позволяет однако принять на веру выдвинутые в них обвинения http://www.ruthenia.ru/document/532174.html - 48 . Критика суда была полностью подчинена другой задаче -- осуждению всего политического режима, против которого выступили декабристы и который решил их судьбу по своим жестоким и несовершенным законам. Для решения этой задачи недостатки процесса -- действительные или мнимые -- оказывались очень кстати: они обосновывали критическое отношение декабристов к существовавшим в России порядкам, оправдывали задним числом если не восстание, то по меньшей мере существование тайных антиправительственных обществ и позволяли несколько затушевать не оправдавшиеся и не совсем приличные "мученикам" надежды на помилование и сотрудничество с властью.
Литература
1. Нечкина М.В. Декабристы. М., Наука 1984.
2. Самовер Н.В. и др. К вопросу о борьбе мнений на заседаниях Верховного уголовного суда над декабристами (1826). Россия и реформы, вып.4, составитель Н.В. Самовер. - Москва, 1997.
3. К истории доноса капитана А. И. Майбороды www . oldsgu . ru
4. Эйдельман Н.. Обреченный отряд. М., Изд. Советский писатель, 1987
5. Федоров В.А. Своей судьбой гордимся мы... (Следствие и суд над декабристами). М., 1988
6. Эдельман О.В. Каменская управа Южного общества под тайным надзором www . decemb . hobbi . ru
7. Эдельман О.В. Воспоминания декабристов о следствии как исторический источник www . decemb . hobbi . ru
Подобные документы
Характеристика социально-экономической ситуации в России во времена декабристов, которые были борцами против крепостного права и самодержавия. Формирование мировоззрения декабристов. Союз Спасения и Союз Благоденствия. Следствие и "суд" над декабристами.
реферат , добавлен 27.10.2010
Первое в истории России открытое политическое выступление. Формирование мировоззрения декабристов и первые тайные общества. "Северное" и "Южное" общества декабристов. Восстание декабристов в 1825 г. Следствие и суд. Программные положения декабристов.
контрольная работа , добавлен 08.05.2016
Изучение зарождения организационного общественного движения и предпосылок декабристского движения. Описания создания тайного южного и северного обществ, династического кризиса, восстания Черниговского полка, суда, следствия и освобождения декабристов.
курсовая работа , добавлен 02.07.2011
Причины, движущие силы и характер движения дворянских революционеров в России. Первые организации - Южное и Северное общества. Восстание 14 декабря 1825 г. Восстания на юге. Следствие и суд над декабристами. Причины поражения и значение декабристов.
реферат , добавлен 16.05.2008
Истоки формирования мировоззрения декабристов, высокий уровень их образованности. Влияние разгрома восстания 14 декабря 1825 года на революционные преобразования в России. Книги, которые были на декабристской каторге, наиболее известные библиотеки.
реферат , добавлен 08.12.2014
Эпоха правления императора Николая I в отечественной истории. Восхождение на престол и начало царствования: расправа с декабристами. "Свод показаний декабристов" с их проектами преобразований в России. Деятельность Е.Ф. Канкрина. Крымская война.
реферат , добавлен 12.06.2009
Тайные организации декабристов. "Русская правда" П. Пестеля и "Конституция" Н. Муравьева. Восстание 14 декабря в Петербурге, выступление Черниговского полка. Расправа над декабристами. Значение восстания. Формирование общественной мысли в России.
реферат , добавлен 21.11.2008
Истории Нерчинской политической каторги во второй половине XIX в. Пребывание декабристов в крае - первый и наиболее яркий эпизод из истории. Вклад декабристов в развитие края. "Каторжная академия". Просветительская работа, этнографические исследования.
реферат , добавлен 29.10.2008
Исторические аспекты царствования русских царей и восстания декабристов. Политическая и экономическая обстановка в период правления Александра I. Восстание на Сенатской площади. Заключение декабристов в Петропавловской крепости. Пушкин о декабристах.
реферат , добавлен 04.12.2010
История возникновения слова "декабристы". Переезд декабристов в Забайкалье. Особенности их пребывания в Чите. Переход декабристов из Читинского острога в Петровский завод. Характеристика их отношений с местными жителями и влияния на жизнь забайкальцев.
ПРИГОВОР
из 19-го "решительного" протокола Верховного уголовного суда
от 5 июля 1826 г.
(Общий приговор, вынесенный подсудимым)
…Верховный уголовный суд удостоверился, что злонамеренная цель сих тайных обществ была: испровергнув коренные отечественные законы и превратив весь гоударственный порядок, ввести республиканское правление; а чтобы достигнуть столь пагубной для всей империи цели, основанной на безрассудном властолюбии одних и на гнусной корысти других злоумышленников, они в дерзновенных и буйных своих мечтаниях умышляли посягнуть на цареубийство, истребление императорской фамилии и всех тех лиц, в коих могли встретить какое-либо противудействие, равно распространить общий бунт и произвести воинский мятеж подговором к тому нижних чинов. ..
По внимательном и подробном рассмотрении всех преступных действий каждого из подсудимых… Верховный уголовный суд приговорил:
К смертной казни четвертованием по 19-му артикулу воинского устава
1. Вятского пехотного полка полковника Павла Пестеля за то что, по собственному его признанию, имел умысел на цареубийство, изыскивал к тому средства, избирал и назначал лица к совершению оного, умышлял на истребление императорской фамилии и с хладнокровием исчислял всех ее членов, на жертву обреченных, и возбуждал к тому других, учреждал и с неограниченной властию управлял Южным тайным обществом, имевшим целию бунт и введение республиканского правления, составлял планы, уставы, Конституцию, возбуждал и приготовлял к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи и принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других.
2. Отставного поручика Кондратия Рылеева за то, что, по собственному его признанию, умышлял на цареубийство, назначал к свершению оного лица, умышлял на лишение свободы, на изгнание и на истребление императорской фамилии, и приуготовлял к тому средства, усилил деятельность Северного общества, управлял оным, приготовлял способы к бунту, составлял планы, заставлял сочинить Манифест о разрушении правительства, сам сочинял и распространял возмутительные песни и стихи и принимал членов, приуготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных, возбуждал к мятежу нижних чинов чрез их начальников посредством разных обольщений и во время мятежа сам приходил на площадь.
3. Черниговского пехотного полка подполковника Сергея Муравьева-Апостола за то, что, по собственному его признанию, имел умысел на цареубийство, изыскивал средства, избирал и назначал к тому других, соглашаясь на изгнание императорской фамилии, требовал в особенности убиения цесаревича и возбуждал к тому других, имел умысел и на лишение свободы государя-императора, участвовал в управлении Южным тайным обществом во всем пространстве возмутительных его замыслов, составлял прокламации и возбуждал других к достижению цели сего общества к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи, принимал деятельнейшие меры к распространению Общества привлечением других, лично действовал в мятеже с готовностью пролития крови, возбуждал солдат, освобождал колодников, подкупил даже священника к чтению перед рядами бунтующих лже-Катехизиса, им составленного, и взят с оружием в руках.
4. Полтавского пехотного полка подпоручика Михайла Бестужева-Рюмина за то, что по собственному его признанию, имел умысел на цареубийство, изыскивал к тому средства, сам вызывался на убийство блаженные памяти государя императора и ныне царствующего государя императора, избирал и назначал лица к свершению оного; имел умысел на истребление императорской фамилии, изъявлял оный в самых жестоких выражениях рассеяния праха, имел умысел на изгнание императорской фамилии и лишение свободы блаженные памяти государя императора и сам вызывался на совершение сего последнего злодеяния, участвовал в управлении Южного общества, присоединил к оному Славянское, составлял прокламации и произносил возмутительные речи, участвовал в сочинении лже-Катехизиса, возбуждал и приготовлял к бунту, требуя даже клятвенных обещаний целованием образа, составлял умысел на отторжение областей от империи, и действовал в исполнении оного, принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других, лично действовал в мятеже с готовностию пролития крови, возбуждал офицеров и солдат к бунту и взят с оружием в руках.
5. Отставного поручика Петра Каховского за то, что по собственному его признанию, умышлял на цареубийство и истребление всей императорской фамилии и был предназначен посягнуть на жизнь ныне царствующего государя императора, не отрекся от сего избрания и даже изъявил на то согласие, хотя уверяет, что впоследствии поколебался, участвовал в распространении бунта привлечением многих членов, лично действовал в мятеже, возбуждал нижних чинов и сам нанес смертельный удар графу Милорадовичу и полковнику Стюрлеру и ранил свитского офицера.
Примечание Агитклуба:
Сообщим возраст главарей бунтовщиков:
Павел Пестель – 32 года,
Кондратий Рылеев – 32 года,
Сергей Муравьев-Апостол – 29 лет,
Михайло Бестужев-Рюмин – 26 лет,
Петр Каховский – 27 лет.
К смертной казни отсечением головы
Верховный уголовный суд приговорил:
1. Полковника князя Сергея Трубецкого (35 лет)
2. Поручика лейб-гвардии Финлядского полка князя Евгения Оболенского (29 лет)
3. Отставного подполковника Матвея Муравьева-Апостола (33 года)
4. Подпоручика 8-й артиллерийской бригады Петра Борисова (26 лет)
5. Отставного поручика Андрея Борисова (28 лет)
6. Подпоручика 2-й артиллерийской бригады Ивана Горбачевского (36 лет)
7. Майора Пензенского пехотного полка Михайла Спиридова (29 лет)
8. Штаб-ротмистра лейб-гвардии гусарского полка князя Александра Барятинского (28 лет)
9. Коллежского асессора Вильгельма Кюхельбекера (28 лет)
10. Нижегородского драгунского полка капитана Александра Якубовича (34 года)
11. Отставного подполковника Александра Поджио (29 лет)
12. Ахтырского гусарского полка полковника Артамона Муравьева (32 года)
13. Прапорщика Нежинского Конно-егерского полка Федора Вадковского (25 лет)
14. Прапорщика 8-й артиллерийской бригады Владимира Бесчасного (23 года)
15. Отставного полковника Василия Давыдова (34 года)
16. Бывшего генерал-интенданта 2-й армии 4-го класса Алексея Юшневского (40 лет)
17. Штабс-капитана лейб-гвардии Драгунского полка Александра Бестужева (27 лет)
18. Подпоручика 8-й артиллерийской бригады Якова Андреевича (28 лет)
19. Капитана гвардейского Генерального штаба Никиту Муравьева (34 года)
20. Коллежского асессора Ивана Пущина (27 лет)
21. Генерал-майора князя Сергея Волконского (36 лет)
22. Отставного капитана Сергея Якушкина (34 года)
23. Подпоручика 9-1 артиллерийской бригады Александра Пестова (23 года)
24. Лейтенанта гвардейского экипажа Антона Арбузова (28 лет)
25. Лейтенанта 8-го флотского экипажа Дмитрия Завалишина (24 года)
26. Полковника Саратовского пехотного полка Ивана Повало-Швейковского (35 лет)
27. Поручика лейб-гвардии Гренадерского полка Николая Панова (22 года)
28. Поручика лейб-гвардии Гренадерского полка Александра Сутгофа (26 лет)
29. Поручика лейб-гвардии Московского полка князя Дмитрия Щепина-Ростовского (28 лет)
30. Мичмана гвардейского экипажа Василия Дивова (24 года)
31. Действительного статского советника Николая Тургенева (27 лет)
Кроме сих злоумышленников и государственных преступников Верховный суд приговорил:
по лишении чинов и дворянства к политической смерти (то есть положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу) – 17 человек,
По лишении чинов и дворянства, к временной ссылке в каторжную работу на 15 лет, а потом на поселение – 16 человек,
По лишении чинов и дворянства, к временной ссылке в каторжную работу на 10 лет, а потом на поселение – 5 человек,
По лишении чинов и дворянства, к временной ссылке в каторжную работу на 6 лет, а потом на поселение – 2 человек,
По лишении чинов и дворянства, к временной ссылке в каторжную работу на 4 года, а потом на поселение – 15 человек,
К лишению чинов и дворянства и написанию в солдаты до выслуги – 1 человека,
К лишению токмо чинов и написанию в солдаты с выслугою – 9 человек.
Указом, адресованным Верховному уголовному суду, царь Николай 10 июля 1826 года многим (однако не всем) осужденным приговор смягчил, в частности, смертная казнь отсечением головы была заменена вечной ссылкой в каторжную работу.
В отношении пяти обвиняемых, приговоренных к четвертованию, Николай 1 отдал решение о наказании Верховному суду.
Верховный уголовный суд, руководствуясь «высокомонаршим милосердием», явленным «смягчением казней и наказаний», решил:
«вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михайле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников за их тяжкие злодеяния повесить».
Объявление приговора осужденным происходило в комендантском доме Петропавловской крепости 12 июля 1826 года с 12 часов ночи до 4 часов утра. Ранним утром 13 июля на кронверке Петропавловской крепости совершилась казнь…
Донесение
петербурского военного генерал-губернатора П.В.Голенищева-Кутузова
Николаю 1
от 13 июля 1826 г.
об исполнении смертной казни над П.И.Пестелем, К.Ф.Рылеевым,
С.И.Муравьевым-Апостолом, М.П.Бестужевым-Рюминым и П.Г.Каховским
Экзекуция кончилась с должной тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного.
По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое и именно: Рылеев, Каховский и Муравьев сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству всеподданнейше доношу.
Божиею милостию мы, Николай Первый, император и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая
… дело, которое мы считали делом всей России, окончено; преступники восприняли достойную их казнь; Отечество очищено от следствий заразы, сколько лет среди его таившейся.
…Не в свойствах, не в нравах российских был сей умысел. Составленный горстию извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную; но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и будет неприступно. Не посрамится имя русское изменою престолу и Отечеству. Напротив, мы видели при сем самом случае новые опыты приверженности, видели, как отцы не щадили преступных детей своих, родственники отвергали и приводили к суду подозреваемых, видели все состояния соединившимися в одной мысли, в одном желании: суда и казни преступникам.
… Все состояния да соединятся в доверии к правительству. В государстве, где любовь к монархам и преданность к престолу основаны на природных свойствах народа, где есть отечественные законы и твердость в управлении, тщетны и безумны всегда будут все усилия злонамеренных: они могут таиться во мраке, но при первом появлении отверженные общим негодованием они сокрушатся силою закона. В сем положении государственного состава каждый может быть уверен в непоколебимости порядка, безопасность и собственность его хранящего, и спокойный в настоящем может прозирать с надеждою в будущее. Не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления. В сем порядке постепенного усовершенствования всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к нам путем законным, для всех отверзстым, всегда будут приняты нами с благоволением: ибо мы не имеем, не можем иметь других желаний, как видеть Отечество наше на самой высшей ступени счастия и славы, провидением ему предопределенной.
Сразу же после восстания на Сенатской площади, в ночь на 15 декабря в Петербурга начались аресты. Декабристов возили на допрос непосредственно к самому Николаю I в Зимний дворец, из которого, по меткому выражению декабриста Захара Чернышева, в эти дни «устроили съезжую». Николай сам выступал в роли следователя и допрашивал арестованных (в комнатах Эрмитажа). После допросов «государственных преступников» отсылали в Петропавловскую крепость, в большинстве случаев с личными записочками царя, где указывалось, в каких условиях должен содержаться данный арестант. Декабрист Якушкин был, например, прислан со следующей царской запиской: «Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея».
Следствие было сосредоточено не на идеологии декабристов, не на их политических требованиях, а на вопросе цареубийства.
Поведение декабристов на следствии было различно. Многие из них не проявили революционной стойкости, потеряли почву под ногами, каялись, плакали, выдавали товарищей. Но были случаи и личного геройства, отказа давать показания и выдавать заговорщиков. В числе стойких и державших себя с достоинством были Лунин, Якушкин, Андреевич 2-й, Петр Борисов, Усовский, Ю. Люблинский и другие. Пестель сначала отвечал на все вопросы полным отрицанием: «Не принадлежа к здесь упоминаемому обществу и ничего не знав о его существовании, тем еще менее могу сказать, к чему стремится истинная его цель и какие предполагало оно меры к достижению опой»,- отвечал он, например, на вопрос о це-
Замечательно одно место следственного дела Михаила Орлова. Даже под арестом, во время допросов," прорвалась у него внезапно мысль о том, что восстание могло бы победить при других обстоятельствах. На вопрос, почему он не выдал заговорщиков, хотя знал об их планах и даже в самое последнее время, Михаил Орлов ответил: «Теперь легко сказать: «Должно было донести», ибо все известно и преступление совершилось. Но тогда не позволительно ли мне было, по крайней мере, отложить на некоторое время донесение. Но, к нещастию их, обстоятельства созрели прежде их замыслов и вот отчего они пропали». Набранные курсивом слова Николай I дважды подчеркнул, а над словами «но к нещастию» поставил одиннадцать восклицательных знаков, причем справа, на полях около этого места поставил еще один, дополнительный - двенадцатый - восклицательный знак огромного размера .
Но вместе с тем многие следственные дела декабристов содержат многочисленные покаянные обращения к царю и членам комиссии, слезливые письма раскаявшихся «Преступников», клятвы заслужить прощение. Почему так много членов общества не проявили стойкости? Ответ представляется ясным. За заключенными в Петропавловской крепости участниками восстания 14 декабря не стояло революционного класса. За стенами тюрьмы они не чувствовали опоры, и многие упали духом. В тюрьме происходили и случаи самоубийства (так, разбил себе голову о стену тюремной камеры декабрист Булатов). Заковывание «в железа» было формой физической пытки (других форм, по-видимому, не применяли), но не менее тяжелы были и моральные пытки - запугивание, обнадеживание, влияние на семью, угрозы смертной казни и пр.
Царские власти были заинтересованы в широком оповещении дворянского общества о якобы «глубоком раскаянии» заключенных, признающих-де ошибочность выступления и восхваляющих милосердие царской власти. Между прочим, для этой цели широко распространялся через полицию и губернскую администрацию один документ, представлявший собой объединение трех писем - предсмертного письма Рылеева к жене, письма декабриста Оболенского к отцу и покаянного письма Якубовича, также к своему отцу. Все три письма распространялись правительством официальным путем: об этом ярко свидетельствует особое «дело» канцелярии петербургского гражданского губернатора, в котором эти покаянные письма аккуратно подшиты к официальным сообщениям о следствии и суде, выдержкам из сенатских ведомостей и пр.
Во время следствия очень быстро - при первых же допросах - прозвучало имя А. С. Пушкина. Открылось, какое огромное значение имели для декабристов его стихи. Немало вольнодумных стихов - Рылеева, Языкова и других известных и безвестных поэтов - нашлось при обыске и было записано при допросах. Открылись неизвестные армейские поэты (Жуков и др.), сочинявшие стихи в подражание Пушкину и Рылееву.
Николай 1 особенно боялся стихов; они могли легко распространиться, их могли списать или запомнить наизусть даже писцы Следственной комиссии. Поэтому во время следствия царь отдал приказ, который никогда не забудет история русской литературы: «Из дел вынуть и сжечь все возмутительные стихи». Приказ был выполнен, стихи были сожжены; среди них, вероятно, было много произведений, так и оставшихся нам не известными, немало и пушкинских стихов. Случайно уцелела запись лишь одного пушкинского стихотворения «Кинжал». Его записал на память по требованию следствия декабрист Громнитский (член Общества соединенных славян). Бестужев-Рюмин, показал он, «в разговорах своих выхвалял сочинения Александра Пушкина и прочитал наизусть одно... не менее вольнодумное. Вот оно...» Далее следовал записанный наизусть текст пушкинского «Кинжала». Его
не удалось «вынуть и сжечь» согласно царскому приказу: он расположился на двух смежных страницах показаний, обороты которых были заняты важными текстами допроса, не подлежавшими уничтожению. Тогда военный министр Татищев, председатель Следственной комиссии, все же нашел выход из положения: он густо зачеркнул текст пушкинских стихов, в начале и конце поставив «скрепу» следующего содержания: «С высочайшего соизволения вымарал военный министр Татищев» .
«В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу,- писал Жуковский поэту, томившемуся в ссылке в Михайловском.- Ты ни в чем не замешан, это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством» .
Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее заготовленный приговор и вызывали следующий «разряд». «Разве нас судили? - спрашивали потом декабристы. - А мы и не знали, что это был суд...»
Пятеро декабристов были поставлены «вне разрядов» и приговорены к четвертованию. Но Николай заменил четвертование повешением.
Выписка из протокола Верховного уголовного суда от 11 июля 1826 г. гласила: «Сообразуясь с высокомонаршим милосердием, в сем деле явленным... Верховный Уголовный суд по высочайше предоставленной ему власти приговорил: вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михаиле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников, за их тяжкие злодеяния, повесить» .
В ночь на 13 июля на кронверке Петропавловской крепости при свете костров устроили виселицу и рано утром вывели заключенных декабристов из крепости для совершения казни. На груди у приговоренных к повешению
висели доски с надписью: «Цареубийца». Руки и ноги были у них закованы в тяжелые кандалы. Пестель был так изнурен, что не мог переступить высокого порога калитки, - стража вынуждена была приподнять его и перенести через порог.
Утро было мрачное и туманное. В некотором отдалении от места казни собралась толпа народа.
Начальник кронверка позже рассказывал: «Когда отняты были скамьи из-под ног, веревки оборвались и трое преступников... рухнули в яму, прошибив тяжестью своих тел и оков настланные над ней доски. Запасных веревок не было, их спешили достать в ближайших лавках, но было раннее утро, все было заперто, почему исполнение казни промедлилось. Однако операция была повторена и на этот раз совершилась удачно». К этому страшному рассказу можно добавить цинически лаконичное «всеподданнейшее донесение» санкт-петербургского генерал-губернатора Голенищева-Кутузова, где указаны имена сорвавшихся с виселицы: «Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком, как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое, а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев - сорвались, но вскоре были опять повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству всеподданнейше доношу» .
Всех прочих заключенных декабристов вывели во двор крепости и разместили в два каре: в одно - принадлежавших к гвардейским полкам, в другое - прочих. Все приговоры сопровождались разжалованием, лишением чинов и дворянства: над осужденными ломали шпаги, срывали с них эполеты и мундиры и бросали в огонь пылающих костров.
Моряков-декабристов отвезли в Кронштадт и в то утро исполнили над ними приговор разжалования на флагманском корабле адмирала Кроуна. Мундиры и эполеты были с них сорваны и брошены в воду. «Можно сказать, что первое проявление либерализма старались истреблять всеми четырьмя стихиями - огнем, водою, воздухом и землею»,-пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгель.
Свыше 120 человек декабристов было сослано на разные сроки в Сибирь, на каторгу или поселение. Разжалованные в рядовые были сосланы на Кавказ. Были декабристы, побывавшие и в Сибири, и на Кавказе (Лорер, Одоевский и др.): по отбытии известного срока наказания в Сибири они в качестве «милости» были определены рядовыми в Кавказскую армию, где производились военные действия. Их посылали под пули.
К числу казненных надо прибавить насмерть запоротых солдат-декабристов, иные из которых были прогнаны сквозь строй 12 раз, т. е. получили 12 тысяч шпицрутенов. В числе этих солдат были рядовые Саратовского пехотного полка (из бывших семеновцев) Федор Николаевич Анойченко и Федор Николаев, солдаты Черниговского полка Алимпий Борисов и Прокопий Никитин, фельдфебель Черниговского полка Михей Шутов и другие.
Часть солдат-декабристов была прогнана сквозь строй меньшее количество раз, менее активные были лишены знаков отличия и сосланы на Кавказ; туда же был отправлен и весь штрафной Черниговский полк. Существовало мнение, что на каторгу в Сибирь солдаты - участники восстания не ссылались, но не так давно в сибирских архивах были отысканы документы, показывающие, что некоторые солдаты были сосланы в Сибирь, причем начальство принимало все меры, чтобы они не столкнулись там с сосланными декабристами.
Примечания:
Восстание декабристов, т. 4, с. 47.
Восстание декабристов. М.; Л., 1927, т. 3, с. 115, 121.
ЦГАОР СССР, ф, 48, д. 83, л. 24 об. (дело Михаила Орлова).
Государственный исторический архив Ленинградской области, д 45 А, on. 253, «Книга. Происшествие 14 декабря 1825 г.».
ЦГАОР СССР, ф. 48, д. 447, л. 19 и след. (дело И. И. Иванова).
Письмо от 12 апреля 1826 г.-В кн.: Пушкин А. С. Сочинения. Переписка / Под ред. и с примеч. В. И. Саитова. СПб.) 1906, т. I.
Декабристы / Изд. В, М, Саблина, М., 1906, с. 107.
Былое, 1906, № 3, с, 232. 134
Указом 17 (29 ) декабря года учреждена была Комиссия для изысканий о злоумышленных обществах под председательством военного министра Александра Татищева . 30 мая (11 июня ) года следственная комиссия представила императору Николаю всеподданнейший доклад, составленный Д. Н. Блудовым . Манифестом 1 (13 ) июня года учреждён Верховный уголовный суд .
В состав Верховного уголовного суда были включены Мордвинов и Сперанский - именно те высокопоставленные чиновники, которых подозревали в закулисной режиссуре неудавшегося мятежа. Николай I через Бенкендорфа , минуя Следственный комитет, пытался выяснить, был ли связан Сперанский с декабристами . А. Д. Боровков в своих записках свидетельствовал о том, что расследовался вопрос о причастности к планам декабристов Сперанского, Мордвинова, Ермолова и Киселёва , однако затем материалы этого расследования были уничтожены.
К следствию было привлечено 579 человек, из них 11 доносчиков .
На случай сомнения о виде казни, какая сим преступникам судом определена быть может, государь император повелеть мне соизволил предварить вашу светлость, что его величество никак не соизволяет не токмо на четвертование, яко казнь мучительную, но и на расстреляние, как казнь одним воинским преступлениям свойственную, ни даже на простое отсечение головы, и, словом, ни на какую смертную казнь, с пролитием крови сопряженную.
Кроме того, в 1826-1827 гг. военными судами на различные сроки каторжных работ и поселение в Сибирь были осуждены члены ряда тайных обществ, которые не были непосредственно связаны с Северным и Южным обществами, но были близки к ним по духу и устремлениям: Астраханского, Оренбургского, Военных друзей .
Обстоятельства процесса
Усилия Николая I были направлены на скорейшее расследование и наказание виновных: «Я думаю покончить возможно скорее с теми из негодяев, которые не имеют никакого значения по признаниям, какие они могут сделать, но, будучи первыми, поднявшими руку на своё начальство, не могут быть помилованы » . Но на допросах всплывали всё новые имена и факты, так что следственная комиссия смогла завершить следствие над более чем 120 обвиняемыми и тремя сотнями привлечённых к делу только через полгода.
Начало разбирательства
В день восстания были задержаны М. А. Бестужев , Е. П. Оболенский , А. Н. Сутгоф, А. А. Шторх и Д. А. Щепин-Ростовский . Первыми были допрошены Щепин-Ростовский, принятый Николаем за «главное лицо бунта », и Сутгоф, назвавший несколько имен, в том числе, Е. П. Оболенского, А. И. Одоевского , Н. А. Панова , П. Г. Каховского, Н. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева, «как главного заговорщика ».
Не допускавший мысли о том, что руководили восставшими прославленные офицеры-гвардейцы, этим же вечером Николай написал Константину: «У нас имеется доказательство, что делом руководил некто Рылеев, статский… »
Вечером 14 декабря Рылеев был арестован и при допросе признал существование тайного общества и его цель - введение конституционной монархии. Он назвал имена А. А . и Н. А. Бестужевых, П. Г. Каховского, В. К. Кюхельбекера , Н. М. Муравьева, Е. П. Оболенского, А. И. Одоевского, И. И. Пущина , А. Н. Сутгофа, С. П. Трубецкого .
Круг подозреваемых стал быстро увеличиваться.
В ночь на 15 декабря были арестованы и доставлены в Зимний дворец А. П. Арбузов , Б. А. Бодиско , Ф. Г. Вишневский , О. В. Горский, А. О. Корнилович , Е. П. Оболенский, С. П. Трубецкой. Допросы арестованных в первую ночь и в последующие дни проходили в Гостиной (ныне зал № 172) в апартаментах Николая I .
«Вдруг я увидел себя в ярко освещённой комнате, перед столом, покрытым красным сукном, около которого сидели все члены нашего Комитета в мундирах и регалиях. Президентское место занимал генерал Татищев, по левую руку от него находились князь А. Н. Голицын, генералы Дибич, Чернышев, Бенкендорф; по правую - великий князь Михаил Павлович, с.-петербургский губернатор Кутузов, генералы Левашев, Потапов, флигель-адъютант Адлерберг… Вся эта обстановка должна была призвести внезапный и необходимый эффект на приведённого с завязанными глазами арестанта ».
Следствие производилось в Петропавловской крепости в обстановке глубокой тайны, а результаты расследования причастности к делу высокопоставленных лиц и заграничных связей декабристских обществ не были включены в заключительное донесение Комиссии и были оформлены секретными приложениями к нему.
Поведение декабристов
Арестованных убеждали давать признательные показания в расчёте на справедливую оценку их императором. Член следственного комитета великий князь Михаил Павлович говорил: «Государь самый лучший ходатай за вас, в этом могу вас заверить » . Надежда на обещанную милость должна была до суда подтолкнуть государственных преступников к покаянию. Упорствующим давали понять, что, несмотря на действовавший в России запрет пыток , у следствия «существуют разные способы заставить вас признаться » . По приказам Николая заковывание декабристов в кандалы практиковалось с первых дней задержания.
Чтобы принудить обвиняемых к нужным следствию признаниям, им говорили о якобы имевшихся против него показаниях, сводили измученных неизвестностью людей ожиданием мучительных для них очных ставках.
Не все выдерживали условий содержания и допросов. Некоторые декабристы страдали нервными расстройствами, а двое из них - А. М. Булатов (10.01.1826) и И. Ю. Поливанов (02.09.1826) в результате болезни скончались.
Проявившие малодушие пытались отказываться от ранее сделанных признательных показаний, испытывая угрызения совести от вреда, причинённого упомянутым ими товарищам, и поняв беспочвенность надежд на оправдание или смягчение участи.
И руководители восстания К. Ф. Рылеев, П. И. Пестель, С. И. Муравьёв-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин, и некоторые другие декабристы принципиально не отказывались от собственных убеждений и, принимая на себя ответственность за содеянное, своими, в разной степени подробными, показаниями пытались показать объективную справедливость идей искоренения существовавших злоупотреблений, их широкую распространённость и поддержку в российском обществе .
Рылеев, который в ходе следствия пять раз был на допросах, двенадцать раз на очных ставках и семьдесят восемь раз отвечал на письменные вопросы, пытался отрицать участие в обществе лиц, сведениями о которых комиссия пока не подтвердила . Свои первые показания он завершил просьбой: «Открыв откровенно и решительно, что мне известно, я прошу одной милости - пощадить молодых людей, вовлеченных в общество, и вспомнить, что дух времени такая сила, пред которою они не в состоянии были устоять ».
Характеристику Пестелю и его позиции на следствии в своих мемуарах дал Николай I: «Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния, с зверским выражением и самой дерзкой смелости в запирательстве ».
Муравьёв-Апостол отвечал на первом допросе, «что готов дать истинный ответ на все то, что до него касается, но что до других лиц относится, того он никогда не обнаружит », и утверждал, что «все возмущение Черниговского полка было им одним сделано, без предварительного на то приготовления », а 25 января обратился к царю с предложением «употребить на пользу отечества дарованные мне небом способности… Какая бы задача ни была на меня возложена, по ревностному исполнению её ваше величество убедитесь в том, что на мое слово можно положиться » .
М. С. Лунин заявил, что назвать имена означало бы «обнаружить братье и друзей ». Долго отказывался от показаний на товарищей И. Д. Якушкин , отправленный в крепость с указанием «заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея », оценивая собственное поведение на следствии, написал, что его показания являлись результатом «ряда сделок с самим собою ».
Совершенно другой оказалась во время следствия позиция князя С. П. Трубецкого, избранного диктатором накануне восстания, но утром 14 декабря отказавшегося от участия в нём . Оправдываясь тем, что «во всяком подобном обществе, хотя бы оно первоначально было составлено из самых честнейших людей, непременно найдутся люди… порочные и худой нравственности », он полностью признал вину, покаялся и просил о помиловании, что помогло ему избежать участи, уготованной остальным руководителям движения.
Среди мотивов, определявших поведение и метания декабристов на следствии, Н. Я. Эйдельман называл :
- тяжесть сознания того, что в застенках оказались все их соратники и, соответственно, отсутствие уверенности в поддержке единомышленниками на воле;
- психологические проблемы из-за противостояния с людьми своего круга, родственниками и вчерашними сослуживцами и знакомыми;
- иллюзии дворянского воспитания, связанные с верой в справедливость царя;
- переживания от вынужденных признаний, моральные и физические страдания из-за инквизиторских методов следствия, направляемого лично императором;
- пессимистические настроения из-за отсутствия упорядоченного законом судопроизводства;
- молодость и отсутствие политического опыта.
Оценка суда и следствия декабристами
Следствию и суду посвятили отдельные страницы своих воспоминаний Н. В. Басаргин , А. П. Беляев, М. А. Бестужев, А. С. Гангеблов , Н. И. Лорер , А. Е. Розен, С. П. Трубецкой, П. И. Фаленберг , И. Д. Якушкин .
По завершении следствия всех арестованных только однажды вызвали в комиссию для подтверждения собственной подписью ранее сделанных показаний. При этом, попытки отказа от ранее сделанных показаний или изменения их в расчёт не принимались. Заключённые декабристы в казематах ожидали начала судебных слушаний и готовились к защите, но когда их без объявления о начале судебного заседания по разрядам начали приводить на оглашение приговоров, они только по обстановке догадались, что это и был суд, который позднее М. И. Пущин назвал «шемякиным ». А. Е. Розен писал, что многие члены Верховного уголовного суда «наводили на нас не только лорнеты, но и зрительные трубки. Может быть, это было из участия и сострадания: им хотелось хоть видеть один только раз и в последний раз тех осуждённых, которых они уже осудили, никогда не видев их и никогда не говорив с ними до осуждения » .
По мнению Н. В. Басаргина приговор «был так несообразен с нашей виновностью, представлял такое несправедливое к нам ожесточение, что как-то возвышал нас даже в собственных наших глазах ».
Общественное мнение
Отклики на следствие и приговор были во всех слоях общества. Консервативно настроенный и недолюбливавший реформатора М. С. Сперанского, одного из главных устроителей процесса, чиновник и мемуарист Ф. Ф. Вигель писал, что действиями императора Николая I «либерализм, столь нам несвойственный, обезоружен и придавлен; слова правосудие и порядок заменили сакраментальное дотоле слово свобода. Строгость его никто не смел, да и не хотел назвать жестокостью: ибо она обеспечивала, как личную безопасность каждого, так и вообще государственную безопасность. Везде были видны весёлые и довольные лица, печальными казались только родственники и приятели мятежников 14 декабря ». При этом автор воспоминаний отметил, что писать обо всём слышанном тогда «ещё не место » .
С учетом общественного положения осуждённых круг «родственников и приятелей » оказался широким. В своих мемуарах декабристы вспоминали о многочисленных случаях сочувствия, внимания и помощи со стороны людей из самых разных слоёв общества.
Опасавшийся общественного возмущения, Николай I велел сохранить в тайне время и место казни декабристов. Сообщения о ней были опубликованы задним числом. Потрясённый А. С. Пушкин , назвавший декабристов «умнейшими людьми России », написал «И я бы мог… » и нарисовал виселицу на полях рукописи. Резко отреагировал на приговор декабристам поэт князь П. А. Вяземский : «Для меня Россия теперь опоганена, окровавлена… Сколько жертв и какая железная рука пала на них » ..
По воле императора в «Донесении следственной комиссии» не было упоминания о том, что государственные преступники требовали освобождения крестьян. Но в доносах тайных агентов «о настроении умов » отмечалось распространение слухов об антикрепостнических целях заговорщиков. Сенатор, член Верховного уголовного суда П. Г. Дивов записал в дневник 5 (17 ) апреля г.: «Ходят слухи о возмущении крестьян; они… говорят, что покойный император дал свободу, а ныне царствующий император не хочет этого исполнить. Подобные слухи несомненно являются последствием заговора 14 декабря » .
Декабристы в своих замыслах не опирались на народ. Простые люди, хорошо знакомые с несправедливостью властей и сочувствующие всем ею наказанным, тем не менее, увидели даже в способе отправки в Сибирь декабристов, осуждённых на каторжные работы за попытку восстать «на утеснителей народа » , подтверждение узаконенных сословных привилегий. Образно их мнение выразил А. И. Герцен : «Наши-то сердечные пешочком ходят туда, а вот господ-то жандармы возят ».
Отклики зарубежной прессы
Официальное освещение процесса в российской прессе было призвано показать объективность следствия, справедливость суда и приговора и, что было важно для Николая I, «успокоить Европу », монархи которой заинтересованно относились к происходившим в России событиям.
Заочно приговорённый к смертной казни декабрист Н. И. Тургенев , с 1826 г. живший в эмиграции, писал, что отношение английской и французской прессы к участникам декабрьского восстания было, в общем и целом, довольно беспристрастным . Позднейшие исследования показали неоднородность интерпретации разными изданиями результатов следствия и суда.
Отчет следственной комиссии был достаточно полно опубликован в крупнейших газетах. Английская «Times» отмечала, что в Санкт-Петербурге прилагаются большие старания, «чтобы снова убедить мир в виновности лиц, участвовавших в заговоре » . 10 августа 1826 г., комментируя приговор, «Times» писала, что 36 обвиняемых были приговорены к смертной казни, но 31 из них смертная казнь была заменена, по милости государя, приговором, значительно более тяжким, чем смерть на эшафоте: пожизненной каторгой в рудниках и отмечала: «Императорское правительство, однако, жестоко ошибается, если думает, что чисто формальное следствие, произведенное комиссией из 8 членов - придворных и адъютантов императора, может пробудить к себе доверие в цивилизованных странах Европы, или даже в менее культурной России ».
Мнения и оценки событий французский изданий определялись их политической направленностью . Консервативные газеты «La Quotidienne» и «Journal des débats » полностью воспроизводили официальные сообщения из России и печатали в извлечениях огромный отчет следственной комиссии, который занимал от десяти до двенадцати страниц приложений в нескольких номерах. «Journal des débats» 22 августа, поддерживая наказание заговорщикам, вынесшим «приговор коронованным особам », писала, что цель этих «экзальтированных людей » - «республика между Сибирью и Крымом » - в их глазах «оправдывала средства и это обязывало их идти путём преступлений и безумств ». Пытаясь поддерживать европейские троны, которые могли пошатнуться из-за выступления декабристов, роялистские газеты насколько возможно преуменьшали значение происшедших в России событий и призывали восхищаться и твердостью, и мягкостью Николая, заявляя, что «сейчас все исполнено радости и спокойствия ». Более либеральный еженедельник «Le Constitutionnel » был более сдержан в одобрении и порицал процесс над декабристами, который проходил «без всякой защиты и при закрытых дверях », был отмечен «печатью тирании и беззакония ». В номере от 10 августа 1826 г. в еженедельнике была подчеркнута жестокость казни пяти декабристов.